Самым счастливым периодом моей жизни являлось раннее детство. Помню, что главным ощущением у меня тогда была радость обитания в этом прекрасном, залитым золотистыми солнечными лучами мире, казавшимся мне бесконечно добрым и чудесным.
Мне не забыть то старое, милое Перово, в котором я родился, и в котором прошли мои детские годы. Как не вспомнить то невероятно далёкое время, когда вместо ныне стоящих высотных домов красовались деревянные строения, утопающие в зелени окружающих их садов!
Стоит мне закрыть глаза – и я как бы вновь вижу себя пятилетним малышом, идущим по узкой улочке мимо деревянного забора, огораживающего участки наших соседей. Под ногами у меня лежат тени от ограды, а вверху пылает жаркое летнее солнце.
Нашей семье принадлежал довольно большой участок. Посреди него стоял бревенчатый дом с пристроенной к нему застеклённой террасой, наполненной в летнее время жужжанием множества жирных зелёных мух. Внутри дома располагались сени, прихожая, кухня, чулан и несколько комнат. А за окнами простирался душистый, полный таинственных чудес сад. Росли в нём яблони и вишни, цвели кусты черёмухи и сирени, шиповника и крыжовника…
Едва лишь наступало розовое, райское утро, как я вскакивал с постели и тайком нёсся в ласковую прохладу. Укрывшись в густых зарослях пахучей черёмухи, я с упоением предавался своей любимой игре в радио. Сначала я голосом изображал бой кремлёвских курантов, представляя себя радиорепродуктором, затем напевал гимн Советского Союза и прочитывал последние известия. Далее у меня следовали импровизированные концерты и передачи родителям о детях. Проголодавшись, я заканчивал радиовещание и бежал к грядкам, где в этот ранний час возилась со своими делами моя бабушка. Наложив полное блюдце спелой клубники, бабушка заливала её молоком. Отведав это кушанье, я шёл на расположенную рядом с сараем лужайку. На ней загадочно шуршал листвой могучий раздвоенный дуб. Утопая спиной в сочной, изумрудной траве, я смотрел в голубое, как мечта, небо, в которое мне так хотелось подпрыгнуть и улететь. По небу лениво ползли белоснежные мохнатые облака, принимающие при своём движении самые причудливые очертания.
И ещё у меня был трёхколёсный велосипед, на котором мне очень нравилось кататься. Только велосипед я называл автобусом, а себя – водителем. Путь мой пролегал по дорожке, которая начиналась от калитки, шла мимо крыльца дома и заканчивалась у сарая, где были сложены дрова на зиму. Эту дорожку бабушка почти каждое утро посыпала жёлтым песком. В разных пунктах своего маршрута я развешивал кусочки картона, обозначающие автобусные остановки, которые я громко выкрикивал воображаемым пассажирам. А в грязной канаве, разделявшей наш участок с соседним, мне мечталось проложить метро, и я с детской наивностью думал над осуществлением этой затеи.
Но вот стихало пение птиц, и вечерние сумерки фиолетовой дымкой окутывали наш сад, который от этого начинал казаться мне чужим, пугающим меня своей неизвестностью. Взобравшись вверх по лестнице, прислоненной к стене нашего дома, я глядел туда, где вдали, за грядой отживающих свой век деревянных построек, светились жёлтые манящие огни каменных зданий. А на быстро темнеющем небе загорались бесконечно далёкие звёзды; порывы прохладного ветра колыхали серую траву и шелестели листьями деревьев, напевавшими какую-то свою тревожную песню, вселявшую в душу неясное беспокойство. Меня укладывали в кровать, и я засыпал, убаюканный изредка раздававшимся грохотом вагонов и фырканьем паровозов, доносившимся со станции Перово, расположенной недалеко от нас.
Виктор Злой.